Главный местечковый записыватель Щюра больше всего на свете любил деньги. Ради денег он мог пойти на любую подлость, на любое преступление. Но Щюра мог забыть о деньгах ради своей тайной страсти – безумной любви к трупам. Коммунару-депутату Щюре было всё равно чей труп перед ним – мужчины или женщины, старика или ребёнка, красивый или уродливый, главное, чтобы это бы труп. Мёртвая щюрина душонка ненавидела всё живое. Это было подсознательное чувство, но потом оно завладело и сознанием главного записывателя.
Обычным мужчинам для исполнения любовных желаний надо всего лишь остаться наедине с предметом обожания в изолированном от посторонних месте. То же самое необходимо было и Щюре. Но с покойником остаться наедине оказалось гораздо сложнее, чем с живой женщиной. Живые оказались доступнее покойников.
Ещё в молодости Щюра подружился с сотрудниками одного из городских моргов, часто приходил к ним с полными сумками дешёвого бухла и закуски, и, подпоив патологоанатомов, прозекторов и санитаров, предавался наслаждениям с ещё не замороженными трупами. Если таковых не имелось, то приходилось заниматься разморозкой, во время которой продолжалась пьянка с трупорезами.
На беду однажды в морг нагрянула комиссия здравотдела. Если бы не размороженные покойники, комиссия влилась бы в пьянку, и вся проверка завершилась бы констатацией порядка в трупном хозяйстве, но порядка не было: трупы не только лежали размороженными, но ещё и с явными следами надругательства и бешеной страсти.
Щюра каким-то чудом, пользуясь всеобщим замешательством, вовремя слинял, а вину за всё содеянное приняли на себя паталогоанатомы, получив партийные взыскания в виде выговора в личном деле.
После этого события порядки в моргах города и области стали как на секретных объектах, а Щюра после долгой разнузданности и роскоши оказался в положении ненавистного ему воздержания.
Он лихорадочно искал выхода… и нашёл!
Он случайно узнал, что над покойником, пока он находится дома, читается псалтырь. Читать может любой человек, умеющий читать. Чтение происходит и ночью.
Вот это особенно понравилось Щюре.
Он купил псалтырь на толкучке, небрежно проверив сохранность всех страниц. Его не смутило, что он никогда не читал церковно-славянские тексты. Щюра был всегда уверен, что знает и умеет всё.
Сложнее было найти покойницу с верующими родственниками, соблюдающими православные традиции.
Щюре опять повезло. У секретаря одного из городских райкомов партии умерла мама. Секретарь райкома с хорошим гуманитарным образованием решил устроить чтение псалтыря над телом своей родительницы.
Оказывается, это было очень модным среди партийной элиты – тайком соблюдать православные порядки.
У секретаря райкома кроме официального имени, отчества и фамилии было ещё одно имя-кликуха – Мальвина.
Читать вызвался Щюра.
Первый день чтения начался с небольшого поминального обеда с выпивкой. Так Щюра и познакомился с Мальвиной. Они даже выпили на брудершафт.
Когда Щюра начал читать, Мальвина сразу понял, что перед ним профан, и начал объяснять Щюре азы чтения на церковно-славянском языке вообще и чтения псалтыри в частности.
- Здесь ты можешь читать, как умеешь, но среди нашей партийной номенклатуры есть настоящие знатоки чтения и тебе придётся плохо, если они поймут, что ты невежа… И ещё: всегда крепко держи свой язык за зубами… У нас не любят болтунов…
Поздним вечером хозяева квартиры легли спать, и Щюра остался наедине с покойницей.
Продолжая бубнить вслух что-то напоминающее чтение псалтыри, Щюра частично разделся сам и также частично раздел покойницу, а потом полностью окунулся в долгожданное наслаждение, продолжая бубнить себе под нос какую-то белиберду.
На втором разе Щюра с ужасом почувствовал деликатное прикосновение к пятке левой ноги. Псалмопевец, продолжая бормотать себе под нос, вскочил, прикрывая себя и покойницу.
Перед Щюрой стоял Мальвина в голубой пижаме. Щюру сразу успокоило то, что Мальвина не возмущался, а улыбался.
- Простите, я сам не понимаю, что со мной, - забормотал Щюра, не смея поднять глаза.
- Ничего, старушка любила порезвиться и при жизни… Давай теперь попробуем со мной, - предложил хозяин квартиры и неутешный сын.
Так Щюра и Мальвина стали друзьями.
Близкая дружба с Мальвиной помогла Щюре не только с последующим чтением над покойниками, где он мог реализовать своё страстное увлечение трупами, но и устроиться в непростой советской, перестроечной, предкапиталистической жизни. С помощью Мальвины Щюра стал сначала рядовым записывателем, а затем через нехитрые комбинации по приёму в члены союза своих людей, - и председателем местечкового отделения.
До развала СССР и КПСС Щюра побывал в интимных отношениях с покойными родственниками всей советско-партийной номенклатуры области.
Когда коммунистическая идеология дала дуба, Щюру на отпевание всё равно приглашали тайно.
Но неожиданно пресловутые отчитывания приобрели совсем другую окраску.
Щюра бубнил над мамашей управляющего коммерческого банка, с нетерпением ожидая, когда все домашние разойдутся по спальням огромного коттеджа.
Когда наконец все угомонились, Щюра, не переставая частить псалтырь, который уже знал наизусть, приступил к подготовке самого интересного для себя процесса. Как всегда он был на пике возбуждения, но это не помешало ему заметить, что покойная не была подвергнута процедуре вскрытия.
«Деньги властвуют в этом безумном мире», - подумалось Щюре. Это была последняя связанная мысль, потому что началось страстное безумие.
Неожиданно покойница порывисто вздохнула и крепко обняла Щюру, весьма оправдано впившись пальцами в его широкую жирную спину.
Щюру чуть не хватила кондрашка. Почувствовав под собой вполне живого человека, он потерял всякий интерес к действу.
- Давай, давай! – лихорадочно кричала бывшая покойница. – Только не останавливайся!
Но Щюра уже остановился. Он неловко поднялся и торопливо привёл себя в относительный порядок, потому что вполне справедливо ожидал скорого появления родственников бывшей покойной.
Действительно, вскоре в комнате с гробом на столе собрались все домочадцы.
Банкир искренне обожал свою мать и был в восторге от её исцеления, пусть и скандального.
- Это судьба! – взволнованно повторял банкир, - если бы он не покусился на твою честь, мама, мы бы тебя завтра похоронили живой, как в своё время был похоронен Николай Васильевич Гоголь…
При этих словах Щюра представил себе, как он «исцеляет» Гоголя от летаргического сна и возбудился, что сразу же заметили все присутствующие. Мама банкира схватила Щюру за руку и потащила в свою спальню. Никто этому не мешал, потому что воскресшая покойница и Щюра были героями этой ночи.
Мама банкира была только немного старше Щюры. Она занималась фитнесом, плаванием, питалась пищей, богатой витаминами, не выпивала и не курила, а поэтому выглядела потрясающе для своего возраста.
Эта зрелая красота неожиданно наотмашь ударила по чувствам Щюры. Он ещё не понимал этого, но с ним произошла разительная перемена – из некрофила главный записыватель превратился к геронтофила.
Происшествие в коттедже банкира вскоре стало известно всей городской элите, хотя в доме банкира со всех присутствующих была взята клятва о сохранении тайны исцеления покойницы.
Проболталась сама воскресшая, оповестившая всех своих многочисленных знакомых по фитнес-центру и друзей в социальных сетях.
После этого Щюра стал нарасхват. После каждой кончины в элитных кругах его приглашали для «чтения псалтыри», но на самом деле для исцеления.
Но Щюра уже был другим. Он старательно читал псалтырь и совершенно бесстрастно взирал на покойников.
С геронтофилией тоже не складывалось, потому что богатым пожилым дамам нравились молодые стройные мужчины, а не потрёпанные жизнью толстые старики.
- Что делать? – плакал пьяными слезами Щюра, сидя за столом со своими друзьями-подчинёнными в офисе записывателей.
- Жить, - ободряла его сердобольная Мина, - продолжать жить. Ты – удивительный поэт, поэт- переводчик, прозаик. Твои романы полны поэзии, знанием истории нашей многострадальной Родины, ты великолепный публицист, бичующий язвы общества, не имеющего будущего и пытающегося откупиться от тебя орденами, премиями… Твоё имя известно не только в нашем регионе, но и во всей России и в ближайшем зарубежье…
- Это всё враньё, которое ты выкладываешь в Интернете! – выходил из себя отчаявшийся Щюра, любивший откровенничать, когда рядом не было посторонних. – Как записыватель – я пустое место даже по сравнению с вами…
- Почему даже? – обиделся Моня, считавший себя гением по теме «средь берёз и сосен выпил я ноль-восемь».
- Не ссорьтесь, - оборвала его Мина, - сейчас не до амбиций, когда наш друг находится в отчаянии… А почему тебе не продолжать любить покойников? Ты теперь моден как никогда после того скандального события…
- Я не могу, - забормотал Щюра, вспоминая прошлое, - я содрогаюсь от отвращения… У меня были случаи, когда я имел разлагающиеся трупы… Это ужасно! Как я мог дойти до такого извращения?!
- Это совсем не извращения, - возразила эрудированная Мина, - даже боги занимались некрофилией… Общеизвестно, что бог Гор был зачат богиней Изидой от мёртвого бога Осириса…
- Это как же у неё получилось? – влез совершенно неделикатный Моня, но Мина только раздражённо махнула на него рукой.
- Половым извращениями страдали многие великие писатели и поэты.. Оскар Уайльд в этом списке не единственный… Так что ты должен гордиться…
- Как можно гордиться тем, чего уже нет, - опять заныл Щюра.
- Всё можно вернуть… - почти внушала Мина, пронзая Щюру своим пылающим взглядом. – Ты загнал свою страсть глубоко в подсознание… Ты – по-прежнему преданный коммунар?
- Да, - выдохнул Щюра.
- Теперь представь Владимира Ильича и Инессу Арманд, - вещала Мина, - почувствуй их любовь, представь чувство, заставившее в 1920 году перевезти труп холерной больной из Нальчика в Москву для захоронения в Кремлёвской стене… Они и теперь там рядом… Чувствуешь?
- Да, - откликнулся Щюра, пребывающий в трансе.
- Мёртвые самые преданные и послушные любовники, - Мина вещала по наитию, ей-то нравились исключительно живые люди, - ты любишь мертвецов, потому что и сам мертвец, презирающий всё живое… Твой Ленин был таким же… Поэтому ему и нравилось приговаривать к расстрелу, нравилось убивать всех и вся…
- Ленин всегда живой, - затянул Моня, также введённый в транс.
- Ленин всегда со мной, - подхватил Щюра, которого неожиданно охватило сильнейшее возбуждение.
Мина, естественно, заметила это, но не торопилась особенно радоваться. Ведь это возбуждение могло быть следствием идеологической любви к покойникам, а не плотской, которой она так старательно добивалась.
- Ты бы хотел сейчас оказаться в мавзолее на Красной площади? – задала она решающий вопрос.
- Да! – закричал Щюра, ещё больше возбуждаясь.
Сеанс неожиданно прервал звонок щюриного мобильника.
Звонил Мальвина.
- Ты можешь сегодня вечером почитать над свеженькой покойной женщиной? – не совсем уверенно спросил старый дружок.
- Да! – захрюкал от восторга Щюра.
Мина и Моня ликовали: перед ними был прежний их начальник и друг Щюра.
- За любовь! - поднял тост Щюра перед тем, как направиться к очередному элитному покойнику.
- За любовь! – дружно подхватили Моня и Мина.
Рос Эзопов