Щюра считал себя самодостаточной и цельной натурой.

- Я – гранит! – говорил он сам себе.

Он начал писать стихи с ранних лет. Стихи были о партии, Ленине, комсомоле. Он приносил свои стихи в редакцию и говорил:

- Если не напечатаете, то я пойду в райком партии и пожалуюсь, что вы занимаетесь антисоветской деятельностью и не печатаете идейно выдержанные произведения молодых авторов.

Потом была первая книга, но знаменитостью Щюра не стал – книга лежала в книжных магазинах рядом с такими же никому ненужными изданиями.

Когда Щюра стал членом союза записывателей, он, как старые записыватели, хвалился своим интернациональным происхождением.

- Во мне всех кровей намешано, - говорил он, похлопывая себя по уже довольно выпуклому животу, - тут и калмыки, и цыгане, и евреи, я только по паспорту русский!

Когда КПСС и СССР развалились, Щюра не растерялся – крестился в православном храме и стал ходить вразвалочку, как старый казак после дальнего похода в Персиду.

Коль пьешь, не береги закуски.

В печали пей и если рад.

Не забывай одно:

ты – русский.

Не продавай Россию, брат.

И не стыди судьбу-шалаву,

И не копи в себе протест.

Ведь ты и жив-то на халяву,

И за тебя

распятный Крест…

Теперь Щюру не печатало ни одно издательство, потому что обкомов, которые приказывали печатать, не стало.

Щюра бросился писать старообразную прозу с элементами похабщины – ничего не помогало. Одно хорошо - записыватели держались кучкой в своем союзе. Рядом со Щюрой всегда терся друг Моня, который тоже стал православным казаком.

С Моней Щюра клянчил деньги в новых организациях, где сидели старые люди и дети старых людей, а потом пропивали эти деньги, а на то, что оставалось, издавали никому не нужные книжки, проплачивая издательству наперед.

А потом начались метеоритные дожди и странные катастрофы. Все вокруг гадали об этих удивительных явлениях, но Щюра знал, что это - предвестники инопланетного нашествия.

- Готовься, - тихо говорил Щюра Моне, - когда придут инопланетные гости, мы должны их встретить с почетом.

Друзья бросили пить, начали поклоняться небу, прося себе милости от небесных владык. По организациям они теперь ходили мрачные и, вымогая деньги на книги, грозили всеми карами небесными тем, кто непокорен Высокому Небу. Благодаря угрозам и мрачному настроению суммы пожертвований увеличились, отчего друзья-попрошайки ещё больше мрачнели, а у Щюры рождались кликушные стихи:

Всю землю накроет Небо.

Ты станешь рабом, человек.

Уже не насытишься хлебом,

И волу не выпьешь из рек!

Первым пришел в себя Моня.

- И сколько мы будем поклоняться твоему Небу? – спросил он, развалившись в кресле в кабинете, где на стенах вместо портретов висели фото НЛО и предполагаемых инопланетян.

- Сколько надо, столько и будем, - пробурчал Щюра, которому вся эта инопланетная свистопляска тоже порядком надоела.

- Если они всемогущие, то уже знают, что мы их ждем. Прилетят, и мы их встретим. А пока надо жить нормальной жизнью, - Моня открыл свой портфель и вынул оттуда пару бутылок водки, - Принято?

- Принято, - посветлел лицом Щюра.

Друзья налили и выпили за своих инопланетных владык.

Больше за этот день Щюра ничего не помнил.

…Щюра проснулся как всегда не рано. После ВЧЕРАШНЕГО гудела голова. Хотелось водки, огурцов, рассола, но Щюра взял ручку и рабочий блокнот, чтобы выполнить свой принцип «ни дня без строчки».

Жизнь продолжается.

Рос Эзопов,

Астраханский общественно-политический еженедельник "Факт и компромат" № 23 (532), 21.06.2013 г.